Предлагаем нашим читателям познакомиться ближе с авторами работ, представленных на выставке «Каменский наив». Напоминаем, что выставка продлится до 10 ноября 2019 года.
Иван Иванович Папуловский (1925-2000)
У Ивана Ивановича Папуловского, как у всех представителей послевоенного времени, была нелегкая судьба. Семейные трагедии, сиротство и плохое здоровье накладывают отпечаток на его характер: ему была чужда публичность, он был довольно замкнутым человеком. Творил больше для себя – за всю жизнь у Ивана Папуловского прошла всего одна персональная выставка, хотя он постоянно участвовал в ежегодных городских художественных выставках. Благодаря подробно составленной автобиографии, обнаруженной в архивах Выставочного зала, перед нами раскрывается душевно тонкий и не всеми понятый художник.
Судя по картинам, хранящимся в запасниках, его душа тянется к простым и ясным лицам, родным пейзажам. Родным в прямом смысле слова. Он переносит на холсты несуществующую уже родную деревню, её окрестности, погубленные радиоактивным следом 1957 года (после аварии на ПО «Маяк» деревня попала под выселение).
Для художника очень важно восстановить духовную связь поколений и Папуловский пишет портреты своих родных, с которыми в жизни никогда не встречался, по фотографиям. Портреты матери и дедушки Ивана Папуловского сегодня украшают экспозицию наивной живописи на выставке «Каменский наив».
Папуловская (Быданова) Варвара Александровна, 1991 г. 
Георгий Васильевич Папуловский, 1985 г.
Автобиография
Из воспоминаний:
Родился 20 ноября 1925 года в деревне Клюкино (Евсюково), это недалеко от Каменска-Уральского. Дед по линии матери был деревенским поэтом. Во время организации колхозов и совхозов отец начал работать счетоводом, а мать – в огородной бригаде. В 1930 году наша семья подвергается репрессиям как зажиточная, нас выселяют из деревни в г. Камышлов и там поселили в длинный-длинный барак, недалеко от пожарной каланчи. Близко, через дорогу, был глиняный карьер, где добывали глину для кирпича. Тогда мне было 5 лет. Вот и я опускался в эту огромную яму за глиной, там её было очень много. Я начал лепить из глины себе игрушки. Я налеплю, а мать их любовно покрасит, вот ими я с братом и играл. Налеплю коров, овец, петухов, гусей, уток…
Помню один курьёзный случай. Отец мне купил новые сапоги, и я пошёл погулять. Увидел на своем пути небольшую яму, а на дне ее нужную мне глину. Я, не задумываясь, скатился на дно ямы, а обратно не мог никак выбраться. Яма меня держала. При каждой попытке выбраться я скатывался вниз. Помог мне выбраться из этой ямы шедший мимо пожарный. Увидев меня в таком положении, он вытащил меня, я бегом побежал домой весь измазанный глиной.
Летом 1931 года нас грузят в товарные вагоны, и мы едем до г. Соликамска, а потом на баржах до г. Красновишерск. Из Красновишерска на баржах, волоком на лошадях, нас отправляют в верховье реки Вишеры. И место это называется – посёлок Горевая. В это время в посёлке свирепствует голод, мать не выдержала такой жизни и умерла. Конечно же, она постепенно вводила меня в окружающий мир, с природой и её очарованием. После её гибели связи с внешним миром у меня не стало, о чём я очень жалею до сих пор…
Отца сажают в тюрьму. Нас с братом забирают в детский дом, распределяют в разные группы и увозят сначала его, а потом меня…
1 мая 1934 года в столовой детдома нам впервые на столы ставят тарелки, полные белого хлеба. В детском доме я научился читать и считать до 100. Помню, вся наша группа болела трахомой. Потом за нами приехала тетя Нюра и увезла в г. Свердловск. Там нас встречает отец, и вскоре его принимают на работу в труболитейный цех СТЗ, на спецпосёлке СТЗ нам дают квартиру. Я пошёл в школу, часто опаздывал, отец со мной позанимался, поговорил с учителем и меня взяли сразу во второй класс. Во втором классе меня приняли в октябрята, а в третьем — в пионеры. Как начал работать, то приняли в комсомол. Рисовал со школы (2 кл), был членом редколлегии. В 3-м классе я нарисовал, вернее, скопировал, курицу, которая снесла яйцо. И этим очень удивил своего отца. А в 5-м классе учитель рисования Иван Тихонович Соколов начал нас учить «строить» на бумаге натюрморт. Рисовали мы графин с водой, глиняные чашки и цветок в горшке. Тогда у нас оценки были: «уд», «неуд», «удовлетворительно», «хорошо», «весьма хорошо». В моём альбоме были только хорошие оценки.
У меня очень болели глаза, плохо видел, порой мне трудно был поднять голову, больно глазам, так и ходил с вечно опущенной головой… Когда болезнь отступала, я, конечно, рисовал. Я очень страдал от своей изоляции, у меня была отдельная чашка с ложкой и полотенце. С товарищами я тоже был настороже.
В 1936 году отец находит мачеху и мы переезжаем в деревню Позариха. А в 1938 году отца у нас опять забирают, и теперь уже насовсем. Мы становимся сиротами. Я остаюсь жить с сестрой, а брата усыновляет дядя из Свердловска. В 1940 году в Свердловске мне делают операцию на глаза, радости моей не было конца – я увидел мир! Всё хотелось посмотреть, потрогать руками… Оставшись без родителей, с сестрой, мы никогда не ссорились. Однажды она мне дала 5 рублей, наказала, что нужно купить. В то время 5 рублей были большими деньгами. И я, видно, что запомнил, то и купил. Я пошёл в магазин «Культтовары», увидел коробку акварели (3 руб.15 коп.), и взял, да и купил. Так сестра меня за это целый месяц пилила.
В 1941 году началась война, я устраиваюсь на СТЗ, работаю сначала токарем, делал гильзы для снарядов. Мне дали 4-й разряд токаря и поставили на револьверный станок, на 21 операцию. Жили прямо в заводе. Все душевые были заняты под общежития. Мы даже жили в складе формовочных материалов, переоборудованном под общежитие. Работали мы почти круглосуточно. В 1945 году война закончилась. Наш военный цех уехал в Тулу. Я перешёл на работу в труболитейный цех, на обрезной станок. Мы перешли работать на 8-часовой график, и у нас появилось время. Наши ребята начали покупать баяны, гармони, гитары. У меня тоже была гитара. В это время я попытался закончить школу, но из этой затеи ничего не вышло. Я занимался в кружках Дома культуры: хореографическом, хоровом, и посещал изостудию. В 1949 году я вступил в КПСС.
Впервые я с заводским художником Дедюхиным посетил Москву. Там жил и работал брат моей матери Павел Петрович Башарин. Вот мы у него и остановились. Впервые побывал в Третьяковской галерее и в других музеях. Увидел подлинные работы Шишкина, Репина, Васильева, Левитана и других. Купил там этюдник, накупил красок, флакон льняного масла, литературы, начал самостоятельно заниматься рисованием. Бывал я и в Санкт-Петербурге по туристической путёвке. Я тогда много музеев посетил. Очень много впечатлений получил. Там тоже купил набор кистей и чемодан книжек.
В 1950 году, по просьбе начальника цеха, я год поработал художником-оформителем, писал плакаты. Платили за это маловато и мой бюджет стал совсем никуда не годным. И я снова ушёл работать в цех. А в 1963 году, опять же по просьбе начальника цеха, я стал снова писать плакаты. В свободное же от работы время много внимания уделял рисунку, пробовал писать этюды маслом и акварелью. С 1969 года участвую в городских художественных выставках. Проработав на предприятии 40 лет, я в 1981 году вышел на пенсию. Сейчас пенсионер. В наших городских выставках начал участвовать с 1970 года и по настоящее время.
Детство и юность. Война
В 1941 году моя сестра привела меня в отдел кадров Синарского трубного завода, было мне в ту пору 15 лет, да ростом я был очень маленький. С нами даже разговаривать не хотели, а сестра всё упрашивала, да доказывала, что у нас нет родителей и ей одной кормить нас в военное время нечем. А нас было два брата, тот совсем маленький – 9 лет. Пошли в завком просить об устройстве на работу. Председатель завкома, тов. Хромов, написал записку и я с этой запиской пришел к мастеру в цех № 12 Василевскому. Он был высокого роста и говорит мне:
— Зачем сюда пришел? Марш в школу!
— Нет, я пришел работать, и не уйду отсюда. Мне нечего есть. Нас у сестры двое и родителей нет.
Он, видимо, сжалился и поставил меня учиться работать на токарном станке. Я обучался с большим желанием, не прошло и месяца, как я уже обрабатывал детали. Чувство было такое – я помогаю фронту, я рабочий – звучит гордо!
Рядом со мной работал Г.М. Веряскин. Норма в смену была 725 штук деталей, работали по 12 часов. Если даешь по 725 штук, можешь пойти спать, общежитие было тут же, в цехе, где сейчас склад формовочных материалов. Молодые мы были: поспишь немного и усталость как рукой сняло. Снова идёшь и просишь: давай работу!
Жили мы с сестрой и братом в доме № 11, на кухне было четверо соседей, но я старался туда реже ходить, чтобы не беспокоить сестру. Она работала на кране в литейном отделении, ей приходилось заботиться о брате.
В 1944 году цех эвакуировали обратно в г.Тулу, нас оставили на заводе и предложили идти в цеха №№ 17,13,11. На выбор: где понравится, там и будете работать.
В цехе № 17 мне показалось адом: дым, сильный стук. Я побыл там немного и оглох. В цехе № 13 масляно сильно и запах такой тяжелый. Пришел в цех № 11, посмотрел сверху на работу в трубоотделке, резные станки мне понравились, они ближе к работе токарного станка.
С 1944 по 1959 год работал резчиком труб. По болезни ушел работать в вентиляторную слесарем-вентиляторщиком. Три года там поработал, предложили работать заводским художником-плакатистом. Так, до ухода на пенсию, там и трудился.
Про образование
Учеба мне давалась очень тяжело, я пытался учиться в школе рабочей молодежи и раза три проучусь до половины года и снова бросаю. На следующий год опять хожу плохо. Одно скажу, не могу одолеть некоторые предметы. Так я и не окончил 10 классов.
Про быт
После войны я живу в общежитии. Работа тяжелая, в общежитии спокойной жизни, можно сказать, никогда не было. Случалось, обворовывали друг друга. Меня поражало, почему ребята матерят друг друга и почему они устраивают друг другу невыносимую жизнь. Для меня это непонятно. Мне просто не нравилось, что мои ровесники так жили. Как-то не так… Жили от получки до получки. А то пропьют свои деньги и ходят полуголодными. При возможности я уходил в лес, к речке нашей, Каменке. Там у речки я просто восстанавливал свои силы.
Я решил занять свое свободное время, чтобы у меня его было как можно меньше. Да и многих вопросов житейских я просто не понимал. Вступил в КПСС. Было у меня поручение – член редколлегии нашей стенной печати в цехе. Был профгруппоргом, ходил в хор, занимался в хореографии, ко всему этому ещё был дружинником. Так вот я жил и работал, появится свободная минута – я рисовал. Перед тем, как уйти на пенсию, я получил квартиру. Думая, вот сейчас я и порисую вдоволь. Жил, стараясь никому не мешать.
19 октября 1995 года Иван Папуловский