Юрий Северухин родился в 1936 году и стал для Каменска-Уральского целой эпохой. Эпохой яркой, цветной, многогранной. Он стоял у истоков Каменска художественного, начав заниматься еще подростком в студии Ивана Сергеевича Грибова в ДК СТЗ.
Из воспоминаний Юрия Михайловича: «В 1948 году в городе уже проходили художественные выставки конце 60-х, начале 70-х выставки стали проводиться и в ДК «Строитель», ДК «Юность». Тогда здесь работали такие художники, как Шишкин, Репин, Кузнецов, Черненко, Петров, Пинигин, Клеев. Организаторами выставок были Жулковский и Коробейников, которые вели изостудию в ДК УАЗа. В ДК СТЗ была своя студия, ей руководил Грибов, она была организована в 50-е годы…. У Грибова занимались Северухин и Пермяков. Тяга к творчеству была огромной, использовались малейшие возможности для организации студий и выставок. Мое первое участие в выставке в 1951-52 годах». После были многочисленные городские, областные, персональные выставки. А в 1976 году он возглавил Городское творческое объединение и вел его до самой своей смерти в 2009 году. Можно сказать, он, вместе со своим другом Владимиром Пермяковым, сформировал художественный вкус каменцев, их сегодняшние предпочтения и тягу к прекрасному.
В Северухине уживались такие разные, на первый взгляд, черты: тяга к справедливости и принципиальность, и в то же время – терпимость к убеждениям других, желание разобраться и понять чужую точку зрения, пофилософствовать, поразмышлять, заглянуть в самую суть. Его восторженное, восхищенное восприятие окружающей действительности, тяга к чистоте и целомудренности гармонично уживалась с радостью мужского бытия. Он открыто восхищался творением природы — женщиной, ее красотой и гармоничностью. Женщина на его портретах, какая бы она ни была в жизни, всегда красавица, она всегда одухотворена и поэтична. Джентльмен Северухин трепетно смотрел на всех женщин влюбленными глазами и умел делать комплименты каждой, как вспоминают все знавшие его. «Человеку дано красивое чувство, которое зовется любовью. А как нелепо и неумело мы им пользуемся…» — сожалел он. «Семейную ячейку трудно сохранить в гармонии и чистоте. Столько проблем порой завязывается в тугой узел. О многих и говорить стесняемся. Вот и дуют ветры в парус семейных корабликов с разных сторон» («Каменский рабочий», № 129 от 02.07.1988, «Высокое давление»). Земной, человеческой, любви он посвятил множество своих произведений, не разделяя духовное и плотское, гармонично сочетая их кистью. В своей автобиографии он пишет: «…Марлен Дитрих здесь не причем, — меня родила Веселая, Голубоглазая, Грешная Русская Женщина…»
Его характер сформировали еще детские впечатления. Как он сам вспоминает, в 6 лет он прочитал Михаила Зощенко, в 14 лет – Ленина, в юности, в пору первой влюбленности, ему вторил своими сладостными песнями Александр Вертинский. Лирика, юмор и справедливость – с ними он шел по жизни. Уже выбрав для себя нелегкую стезю художника, Северухин черпал вдохновение в творчестве Тулуз Лотрека и Амадео Модильяни, японского художника Утамаро, большое влияние на него оказала русская икона – он часто возвращается к ней, интерпретируя духовную тему по-своему, выходя за каноны, но используя стилистику, разбавляя приглушенный колорит иконы резкими красочными пигментами космической расцветки. В своих работах, особенно «философского» периода, где он рассуждает о мироздании, пытается выразить свои идеи и образы, Северухин не боится контрастов и резких цветовых сопоставлений.
Манеру письма каменского художника отличает экспрессивная красочность, созданная движением множества плотных, мелких и крупных, мазков чистым синим, красным, желтым, много сиреневого и голубого. Они, словно цветная космическая пыль, извиваются в спирали, в круги, образуя причудливые буйные вихри на полотнах. Северухин-философ и художник близок к наиву и авангарду одновременно, со своими поисками замысла, формы, колорита и обращением к самым древним истокам – средневековью, восточному искусству, фольклору, с их аллегориями и символами. Его религиозно-мистические искания в живописи полны музыки, иногда лиричной и нежной, иногда торжественной и мощной, переходящей в хаос. Эта музыка неизменно вызывает отклик, зовет думать, слушать голос чувства, вызывает на эмоции, что есть несомненная удача, которой Северухин достигает своим художественным талантом в сочетании с постоянными поисками смысла. Беспредметная, как нам кажется, живопись Северухина только для нас беспредметна – в ней он намекает нам на существующие параллельные миры, на высшую материю, изобразив ее звучными красочными сгустками энергии. Художник хотел, чтобы мы, зрители, увидели и прочувствовали смысл его поисков Духовного начала, и… изменились к лучшему. «Я отчетливо понимаю: не в каждом сердце поселится Бог, — ты помоги Ему, чтобы он тебе помог…» — его тактичное и, как сегодня модно говорить, толерантное, пожелание каждому из нас. Поистине, он обладал тайными знаниями о высшем мироздании, недоступными нам: «Мое жилище – бесконечность, мои одежды – бесприют, а рядом проплывает Вечность…»
Тяга к правде, которую Юрий Михайлович унаследовал от своего отца (тот, работая в горкоме партии и имея бронь, добровольно отправляется на фронт), отражается в остросоциальной сатирической графике, его рассказах, публикуемых в газетах «Красный боец» и «Каменский рабочий». В одном из своих интервью Северухин говорит об окружающей несправедливости: «Проблем хватает и больших, и маленьких – невоспитанность, бескультурье, запущенная экономика, поверхностное образование, медицинская беспомощность, нарушение традиций наций, проблемы, просчеты, промахи во многих областях жизни…» («Каменский рабочий», № 129 от 02.07.1988, «Высокое давление»). И вот еще из его воспоминаний: «Любил я в молодые годы прокатиться по нашим улицам на сатирической тачанке. Где в хулиганчика пальнешь, где бюрокатишку подцепишь. Попадалась и покрупнее добыча…»
Во время службы в армии ему посчастливилось поучиться в студии военных художников, руководил которой народный художник СССР Николай Жуков. После окончания областных курсов художников-оформителей он попадает на стажировку в московские театры. Вероятно, отсюда декоративное (вернее, декорационное) богатство его живописи, у него был дар сценического архитектора и колориста. Это можно увидеть по нескольким театральным эскизам к спектаклям Каменск-Уральского драматического театра, которые хранятся в Выставочном зале: эскиз к спектаклю «Васса Железнова», эскизы костюмов к спектаклю «Таблетку под язык». Яркие и выразительные наброски костюмов, грима действующих лиц, декораций и бутафории передают особый психологизм, подчеркивают характер самого спектакля и настраивают зрителя на нужную ноту. С театром он связал себя на многие годы. Во всем его дальнейшем творчестве много сугубо театрального, плакатного, символичного, с фигурами, помещенными в эфемерное пространство, с плоскостным изображением, с не прорисованными деталями, с отдаленным фоном, как бы нарисованным на плоском заднике, с театральными масками, да и в самих нарочито ярких красках…
Совершенно особые отношения у Юрия Северухина были с природой. Его немногочисленные этюды, в отличие от всего остального, скромны и не броски: пастельная, непривычная для Северухина, палитра, размеренное композиционное построение. Грусть предосеннего дня, радости теплого дождевого лета, пахучая влага полдневого ветра, вечный шум лесных вершин… Но и тут мятущаяся и ищущая душа художника и поэта видна – нервная, неровная линия белых стволов, ломаные очертания ветвей, разлетающиеся мазки оторвавшихся листьев, рваные края облаков, березки в поклоне, согнувшиеся под порывом ветра. Все движется и дышит, живет, зовет и тянет к себе. Никак не приукрашивая природу, Северухин возносит ее первозданность, трепетно бережет ее естественное очарование. «Иду в лес, как в Храм, как к Духовнику – врачу, как на тайное свидание к любимой…» «Встречаю первый нежный желтенький цветочек, — он улыбается мне, этот посланец теплого весеннего солнца…» «Запела малиновка, — с моей души слетает серый налет грубости, пошлости, банальности нашей боевой действительности…»
Раз уж мы заговорили о природе, то нельзя обойти стороной его серьезное увлечение деревом. Как подмечала искусствовед Ирина Глазунова: «… здесь Северухин-философ, Северухин-лирик ярче и очевиднее. Увлеченный естественной природой форм материала, он ищет свой пластический образ. Когда Юрий Михайлович не может выразить его в графическом листе, он берет в руки резец и дерево, чаще всего это оказывается сосна». Для него важно, что именно пластика дает ему возможность выразить себя в широком диапазоне: от язычества до современных отношений между народами. Разнообразные домовые, странники, всякая нечисть, непознанное, эмоции в дереве, и конечно, женщина — далеки от реальности, художник и в дереве пытается передать нам что-то важное: остановитесь, подумайте…
Северухина называли «поэтом цвета и художником слова» — он писал стихи, рассказы, разговаривал на правильном литературном языке. Поэтому не удивительно, что в своем изобразительном творчестве он обратился к теме Пушкина. Его иллюстративная графическая серия по Пушкину – апогей его таланта. В писаном-переписанном Пушкине он сумел найти своего поэта, такого близкого и в то же время, такого недоступного по своему величию. Одни только голубые глаза великого поэта чего стоят! Удивительно, но Пушкин в иллюстрациях Северухина получился одухотворенным мечтателем. И если в первых своих работах пушкинского цикла Юрий Михайлович опирается на поэзию Пушкина, иллюстрируя и помогая нам помочь постигнуть поистине золотые страницы, то в последующем он обращается уже к сложным перипетиям биографии поэта, к его личной жизни, ко времени, в котором тот жил. С северухинских акварелей на нас смотрят декабристы, Наталья Гончарова, Донна Анна, Петр Первый, одержимый Герман… Композиционно выстроенные акварели легки для восприятия, как в экспозиции, так и в книжном варианте, недаром, они вошли в альбом «Мой Пушкин», изданный в 1999 году.
Многогранное творчество Юрия Северухина, его всеобъемлемость, еще предстоит исследовать. Досконально, собирая по крупинкам его богатое наследие – в стихах и прозе, в зарисовках и этюдах, в любимом им дереве, в портретной и философской живописи. Его жизнь и творчество могут послужить примером для наших современников, для ныне живущих художников и скульпторов, для них у него свой наказ: «Художник не тот, кто хорошо рисует, а тот, кто с неподкупной честностью смотрит на действительность и умеет в свежей форме выразить гордую и независимую мысль. Художник тот, кто приносит в уже существующий мир новые духовные ценности, радующие и волнующие душу, тревожащие сердце и мозг». Мир Северухина был выше обыденности, как и он сам был выше повседневной суеты. Северухинский мир был светлее и радостнее нашего, а тем более, его времени, со сменой государственной формации, нехваткой финансов и вечным дефицитом, с цензурой, с которой он иногда сталкивался. Юрий Михайлович знал что-то такое, что делало его солнечным человеком, дарящим всем окружающим свет и радость. «Серую повседневность преврати в жемчуга – тогда ты художник».
Инна Постоян